Полное Говно или как и почему возник журнал ПГ
"This is a red-yellow-green road,
This is the way from the Babylon-shitstem.
The Voice of PG
У любого человеческого объединения
всегда есть некая тайная предыстория, и
многочисленные непосвященные ломают головы над
тайной возникновения того или иного ПГ. Ведь до
того, как создать что-нибудь общественно
значимое, будущие коллеги как-то там
знакомятся-встречаются, тусуются-блокируются, но
обычно все это остается за кадром. Публика имеет
дело только с готовым продуктом, пребывая в
неведении по поводу того, каким образом все это
образовывалось, заваривалось и в конце концов
материализовывалось. Пусть даже узловым
моментом в такой истории окажется вопрос
финансовый, - "мы тут собрались для того, чтобы
вместе заработать много денег", -
предварительные сюжеты все-равно могут быть
интересны для наблюдателя - включенного,
отвлеченного, не важно. Если же кристаллизатором
процесса становится некая идея, или комплекс
идей, объединенных одной программой, то избежать
предисловия оказывается невозможно. Сегодняшний
день ровно настолько непонятен, насколько
отсутствует правдивая информация о дне
вчерашнем, и неподготовленному человеку
трудненько разобраться в настоящем без хотя бы
минимального сталкинга в прошлое. В отличие от
того, чему мама учила Дениса Кораблева, в
реальном мире тайное очень редко становится
явным, как правило, приобретая все новые и новые
уровни таинственности. Получаются тайны ради
тайны ради тайны и т.д. Как говорит молодой
московский дизайнер Каталкин, "вот такая
мандела".
В последнее время так часто спрашивали о ПГ, и я
так много всего уже наврал, что пришла пора
подсобрать покоцанные кубики памяти и построить
из них что-то вроде башни, а наверх возложить
какую-нибудь психоделическую фрикодельку. Хочу
рассказать о самом настоящем безумии, охватившем
нас осенью 1998 года, с последствиями которого вам,
милые мои шалунишки, обязательно придется
столкнуться. В лоб, как с катком, которым асфальт
укатывают. Рассказ нужен достаточно полный, чтоб
всем все стало ясно, но не слишком длинный, чтобы
никто не заснул. Буду по возможности краток.
Обещаю, хоть это и трудно - ведь бОльшим болтуном,
сплетником и трандычихой чертовой, чем я,
является только мой коллега, редактор ПГ Илья
Фальковский... Но обо всем по порядку.
Спроси меня кто-нибудь в начале августа прошлого
года о планах на будущее, ручаюсь: там не маячило
не то что ПГ, но близко не валялось и мысли о какой
бы то ни было альтернативной культурной
деятельности. В то время я лихорадочно готовился
к отправке своего тела на заслуженный летний
отдых. Целый год я увлеченно протрудился на ниве
коммерческой журналистики, пытаясь сочетать
умеренную самопродажу с пресловутым
самовыражением. Все началось в журнале
"Вечерняя Москва". На переломе лета и осени
1997 стараниями моего друга Пьера Доза мне удалось
устроиться туда в качестве штатного книжного
обозревателя. Работал я интенсивно, пытаясь
угодить и начальству, и чувству собственного
достоинства. Это не очень удавалось, но зато
постепенно выяснялся объект моих рабочих
интересов, каковым несколько неожиданно для
субъекта стала массовая, или жанровая
литература: детективы, фантастика, фэнтези.
Уже к ранней весне я чувствовал себя как холодная
сосиска в тесте, но тогда еще не понимал, почему.
Объяснял свое самочувствие невезением,
происками недоброжелателей и тому подобной
белибердой. Начальство убеждало меня в том, что
работаю плоховато, хотя и способен на большее.
Ощущение творческой неудовлетворенности,
постоянное внутреннее напряжение плюс дикая
производственная нагрузка иссосали меня вконец.
Я понял: когда загнанных лошадей не
пристреливают, они кончают самоубийством. Стану
фрилансером, подумал я, и буду зарабатывать много
денег (у меня перед глазами имелся пример
некоторых удачливых коллег, любивших пощекотать
нервы товарищей толстой пачкой лавэ или
обсуждением свежеснятой многокомнатной
квартиры в центре столицы). Перед мысленным
взором замелькали компьютеры, музыкальные
центры, поездки за западную границу и прочие
"орально-анальные вау-факторы", если
использовать термин Виктории Пелевиной. Узнав о
моих планах, начальство немного огорчилось, но не
стало особенно удерживать и в течении недели
подыскало мне замену. Каковой и оказался
сотрудник книжного приложения к "Независимой
газете" Илья Фальковский, крупный молодой
человек с проседью, мрачным выражением лица и
сильно небритый.
Я сразу почувствовал к нему хорошо
мотивированную неприязнь, и мы пошли в кафе
"Консерватория", где обычно тратили свои
многодолларовые зарплаты сотрудники
"Вечерней Москвы". О делах в тот вечер мы так
и не поговорили, ибо неожиданно оказались
практически полными единомышленниками.
Фальковский тоже занимался mass-culture, он ценил
современный криминальный роман и писал большие
статьи о киберпанках и психоделических авторах
вроде Берроуза. Выяснилось также, что у нас есть
общие знакомые, причем совершенно из других
миров. За десять лет до того мы оба увлеченно
хипповали, и однажды Фальковского приводили ко
мне в гости, охарактеризовав меня как олдового
тусовщика и поэта. К сожалению, хозяина в тот раз
дома не оказалось. Приготовленную бутылку
портвейна Фальковский вместе с приведшим его
алкогольно-длинноволосым Вергилием распили на
лестничной площадке, после чего удалились.
Первая попытка свести нас Провидению не удалась.
Как я сейчас понимаю, вся эта история с моим
увольнением была кармически предопределена
именно ради нашего с Фальковским знакомства. Ибо
через две недели после этой встречи уволилась и
вся редакция - в связи с разразившимся
микрокризисом в финансовых верхах предприятия.
Но я уже был в свободном полете, а Фальковский
успел вернуться в свой "Ex libris".
Теперь пару слов об Алексее Каталкине, с которым
меня связывают тесные дружеские отношения и
общее музыкальное прошлое. Мы познакомились в 1994
году на почве любви к гитарному бренчанию и
несколько лет активно сублимировали на
репетициях. Наш ансамбль после долгих проб и
ошибок назвался "Подвиг Гастелло". Немного
поконцертировав и записав пару хитов, мы холодно
расстались. Вначале Каталкин отправился в
Америку, а потом и я - в Австрию. Дальше все снова
возвращается в редакцию "Вечерней Москвы",
где я работал перспективным автором, а Каталкин
стал поначалу верстальщиком, а закончил карьеру
директором дизайн-студии. Выяснилось, что нам по
прежнему есть о чем поговорить после работы. В то
время казалось, что в России все идет в гору,
экономическая ситуация близка к началу расцвета,
и мы с чувством глубокого удовлетворения
получали в кассе свои конвертики с баксиками, а
потом наотмашь тратили эти баксики в ресторанах,
бутиках и на скачках. После коллапса, постигшего
"Вечернюю Москву", прошло полгода. Я легко
получал работу почти везде, где хотел, благодаря
возникшим широким связям. Я писал книжные обзоры
для журналов "Плейбой", "Культ
личностей", "Птюч", для газет "Русский
телеграф", "Ex libris НГ" и др. Вместе с
Фальковским мы разработали концепцию Ассоциации
Массовой Литературы, а Каталкин вновь верстал
мои тексты в качестве дизайнера "Культа
личностей". Я купил компьютер, на халяву
съездил в Санкт-Питербург и в Израиль и всячески
наслаждался причастностью к
свежевылупляющемуся среднему классу. Я изо всех
сил верил в будущую стабильную Россию, в которой
честные и талантливые люди работают не за страх,
а за совесть, занимаясь любимым делом и получая
за таковое нормальный бабцос. С большими или
меньшими отличиями мои друзья чувствовали и
думали также.
В таком, близком к эйфорическому состоянии нас и
застал августовский кризис. Исторической
справедливости ради стоит отметить, что умный и
брутально-пессимистичный Фальковский начал
предрекать развал и падение еще месяца за три, но,
правда, назначал всеобщий пиздец на сентябрь.
Фальковский ошибся. Ошибся и я, вовремя не
переведя рублевый эквивалент в эквивалент
долларовый и укатив на отдых в Одессу не с
пятистами долларов, а с вполовину меньшей суммой.
Ошибся и Каталкин, уволившись из
благополучнейшего, но вместе с тем и скучнейшего
"Культа личностей". Перспективный
молодежный журнал "Show" начинали делать
знакомые все лица: там почти полностью собрался
первый состав "Вечерней Москвы". Все те, кто
и после самолокаутирования продолжал
исповедовать некоторые приятные иллюзии в духе
"Коза ностры" или, скорее, компании
"Микрософт".
Результат всех этих перемещений был прост, как
свежепостиранные трусы. Я оказался в Еврейской
больнице г. Одессы с жестоким астматическим
приступом, Каталкин стахановскими методами
рубил гранит дизайна, после чего был уволен без
зарплаты и выходного пособия, а Фальковский
уехал во Францию, как тот Тургенев из анекдота - в
Баден-Баден. Потом наступила осень, мы
встретились и поняли, что мир стал совсем другим,
что мы изменились, и все изменилось, и жить надо
не по лжи, а как над пропастью во ржи. Мы бешено
заклубились, из тени в тень перелетая, как
бабочки из стихотворения Набокова на рекламу
МММ. И обратно, слава Богу, и обратно. Дельфин и
Каталкин носились по квартирам своих и чужих
друзей, чувствуя: надо что-то делать, и что-то
делается уже. Фальковский тяжело семенил
поодаль, охая и бубня. Потом кто-то вспомнил о
позабытой в связи с кризисом идее издавать
журнал, посвященный массовой культуре. Потом
кто-то подсчитал, сколько стоит 1000 экземпляров по
сорок полос. Потом мы встретились с нашей общей
подругой Люсей, и она помогла понять главное,
объяснив, чем мы на самом деле занимались раньше
и что нам делать теперь.
Нас перло, как пузыри со дна, колотило и шмонало,
как на границе с вечностью, и мы радовались
собственным диким выходкам. В квартире Каталкина
само собой образовалось что-то вроде сквота. Все
это напоминало благословенный Петровский
бульвар, где я прожил пару лет в окружении добрых
фриков под яростным руководством Саши Петлюры.
Это напоминало мне и время возникновения группы
Jah Division, когда мы с Герой Моралесом выдумывали
песни, играли на гитарах и восславляли Jah Rastafari по
нескольку раз в час. Вдруг я получил доступ к
чистой энергии, которой, как я думал, уж и нет
боле. Деньги, бабки, лавэ - вот что осталось вместо
этого. Погоня за Психоделическим Галлюцинозом -
вот что осталось вместо этого. Мышка залезала
слону в хобот, вылезала из жопы - вот что осталось
вместо этого. Но 17 августа очистительный кризис
промыл мозги. В первый и последний раз это
выражение - "промыть мозги" - поимело прямой,
позитивный смысл.
Несколько лет мы торопились на свои
"глянцевые" работы, чтобы заработать бабок.
Мы играли в Европейцев, Американцев и т.п.,
получали зарплаты в долларах и надменно глядели
на отмеченных тяжелым совком прохожих. Мы
занимались рекламой, но ничего не производили,
кроме этой рекламы, мы стали мастерами public relations -
искусства выглядеть не просто хорошо, а пиздато,
но при игре не просто плохой, а очень, очень
хуевой. Правила этой игры были неписаны, но
структурированы и иерархизированы, как золотая
цепь на дубе том. На том самом, ново-русском дубе.
Та самая цепара голдовая. С мобилой и пейджером
вместо ученого кота. Расскажу, для тех, кто не
знает, как делался в России нормальный
"глянцевый" иллюстрированный журнал.
Предприимчивый издатель либо главный редактор
подбирали подходящий западный аналог. Например,
журнал "Time Out", как в случае с "Вечерней
Москвой". Потом с пафосом нанимался офис,
закупалась оргтехника, на сотрудников
выписывались зарплаты. Это, конечно, в лучшем
случае - как в случае с "Вечерней Москвой". В
худшем случае не выписывалось ничего, и
сотрудникам платили время от времени ссыпками от
щедрот рекламодателей. Как в случае с
"Матадором". Или платилось вообще по
принципу "на кого Бог пошлет", как в случае с
"Птючом" или "Амадеем". Новоиспеченный
журнал мог выйти один раз, два, три и далее везде
вплоть до серьезных регулярных изданий,
объединенных в корпорацию вроде "Independent Media",
где издаются такие таблоиды, как "Playboy",
"Cosmopolitan", "Men`s health" etc. Сотрудники
подбирались (и продолжают подбираться, потому
что мы никуда не уехали из России) в соответствии
с архаической славянской мифологемой
"знакомый твоего знакомого - мой знакомый".
Не качество твоей работы и не стремление к горним
высотам информационного снабжения населения
служили критериями отбора, но рекомендация, а
затем - твое умение понравиться и прогнуться.
Отдельные представители пишущей, дизайнирующей,
фотографирующей и криейтирующей братии
достигали таких успехов, что под своим именем да
под дюжиной псевдонимов публиковались в
двадцати органах зараз, зарабатывая тысячи
долларов. Постепенно некоторые из этих ретивых
талантов так намозолили всем глаза, что
превратились в посмешище. Действительно: какой
журнал ни открой, всюду NN. Отдельные умельцы
умудрялись публиковать один и тот же текст в
разных изданиях, подчас не утруждая себя хотя бы
минимальной переделкой.
Журналисты не стремились раздобыть информацию,
погрузиться в глубины происходящих процессов,
найти новых, интересных персонажей и раскрутить
их. Мы, в основном, паразитировали на
коммерческом плане бытия. Я, к примеру, плотно
общался с двумя-тремя крупными издательствами,
которые поставляли мне свои новинки, выбирал из
них наиболее интересные и пропечатывал в
подвластных мне рубриках. Иногда вставляя туда
что-нибудь "от всей души". Фактически я
занимался опосредованной рекламой, вот только
дурак был, не брал дополнительной платы.
Фальковский тоже дурак был, потому и подружились.
Каталкин в таких случаях говорит:"Два дурака
пара."
В редакциях проводилась политика высасывания
новостей из пальца - сиречь Интернета.
Среднестатистический российский гражданин, чья
зарплата - ниже нуля и до бесконечности, исправно
получал информацию о новинках фирмы
"Роллекс" и "Роллс-ройс". Навязчиво
насаждался образ удачливого молодого
промоутера, дизайнера, артиста, шоу-бизнесмена.
Все как-бы безмолвно договорились, что вокруг на
самом деле - Америка: заводы стучат, пшеница
колосится, фермеры богатеют, а Юдашкин никак не
успеет пошить на всех свои джинсы. Глянец на
действительность наводился усердно, исправно и
подчас очень даже умело. Многие альтернативщики
получили возможность торговать талантом не за
тридцать серебреников, а за очень хорошие оклады.
В какой-то момент я с удивлением понял, что не
понимаю уже, чем Филипп Киркоров отличается от
Бориса Гребенщикова. Но потом я перестал
удивляться. И когда видел фашиствующего юнца,
придумывающего слоган для редакционной статьи о
ночном клубе, где один только чай из пакетика
тянет на десять грин - чему тут было удивляться?
Хорошо, что хоть сами сотрудники этих
"глянцевых" редакций могли ездить в те туры,
которые рекламировали, покупать ту моду, про
которую писали, и пить этот самый чай из
пакетиков. Психоделический трип вытащил меня из
этой дырищи. Пелена спала с глаз. Пили, ели,
веселились, подсчитали... Потому что стало ясно:
или играть в Запад, оставаясь на далеком Востоке,
или жить реальной жизнью, счистив глянец, как
грязь и слизь. Или делать вид, что мы boys & girls, все
в "Найке", "Дизеле" и прочих фетишах, или
тихонечко покинуть Вавилон. Нет, почему же
тихонечко? Я ухожу из Вавилона, хлопнув дверью.
Из-за леса, из-за гор, топай, топай, вышел дедушка
Егор кверху жопой. И на груди у него была модная
тишортка с надписью ПГ. "Полное говно", - как
сразу же стали шутить один за другим ну просто
все подряд. Эта шутка встречается в каждой
рецензии, посвященной нашему скромному,
малотиражному журику. Друзья, спасибо вам за то,
что вы все такие остроумные. В самом деле, нам и в
голову не могла придти такая расшифровка. Мы
думали, что ПГ расшифровывается вот
как:"Дельфин, Каталкин и Фальковский самые
лучшие, самые модные, самые прогрессивные
молодые парни, и все их будут любить, и заплатят
долларов, и пригласять в круиз по Карибскому
морю, и будет много денег, и много счастья, и
первые премии, и секс без презерватива и без
опасности заболеть." Вот как, думали мы,
расшифровывается это самое ПГ. Вы, кстати,
заметили, что я все время говорю о трех людях,
хотя на самом деле нас, конечно, больше. Почти
сразу же идея ПГ переросла идею журнала ПГ и
стала движением. На волне этого движения к нам
подплыл художественный редактор Антон Черняк. Он
мощно врубился в наши фишки, и во многом только
благодаря ему оказалось возможным начать
осуществлять все то, что. Это долговязый, бритый
наголо перерожденец, отмотавший свое по
глянцевым кругам в качестве модной модели. Тут
надо объясниться - мне, Саше Дельфину, присущ
некоторый максимализм, если не сказать
радикализм. Мои друзья и коллеги по ПГ
несравненно мягче, интеллигентнее и вежливее. А
я, блядь, прям с плеча обухи перешибаю. И выражаю
общее мнение лишь отчасти. Каталкин меня
постоянно ругает за резкость, говорит, что людей
надо ценить, что с людьми надо мягче. Он прав. Вот
и главный редактор одного молодежного журнала в
приватном телефонном разговоре обвинил меня в
том, что я "играю в Че Гевару". Что, с точки
зрения этого главного редактора, в моем возрасте
делать непристойно. Дорогие мальчики и девочки!
Милые бабушки и дедушки! Я ответственно заявляю,
что родился в 1971 году, мне, стало быть, двадцать
семь, Фальковскому двадцать восемь, Черняку тоже,
а безусый Каталкин подвисает пока на двадцать
четвертом. Но никто из нас не играет в Че Гевару.
Не знаю, в каких исторических персонажей играют
мои камерадес, но я Че Гевару не люблю как убийцу
и террориста, хотя уважаю за трагический излом
души и как секс-символ. И все-таки в этом
разговоре о команданте есть доля истины - не
случайно журнал ПГ имеет подзаголовок
"массовое эстетическое сопротивление". Мы
хотим свергнуть режим глянца. Мы хотим очистить
арену реального цирка, на которой должны
выступать истинные и неистовые клоуны, а не
клонированные кошечки Куклачева. Мы - за
революцию путем позитивных вибраций, т.е. за
всемерную эволюцию по трем жизненно важным
направлениям - направо, налево и вниз (сверху - ПГ).
Ну вот и подошла к концу эта сказочка. ПГ
существует. Почему - не знаю. Никаких сколько
нибудь убедительных доводов в пользу моей
позиции привести не удалось - да и сама позиция
какая-то... Одни эмоции, комплексы и шило в жопе.
Каталкин в таких случаях показывает на меня
одним пальцем, а другим крутит Черняку у виска. А
третьим пальцем он потирает третий глаз
Фальковского. А четвертым пальцем - средним,
господа, средним четвертым пальцем - он стучит по
клавиатуре своего "Макинтоша" и лепит,
лепит, лепит хрусты. Направо и налево, как пелось
в той самой песне, о которой многие из вас сейчас
подумали.
А напоследок я хотел бы передать привет главному
редактору журнала ПГ, которым может стать каждый.
И объявить конкурс: присылайте ваши варианты
расшифровок нашей свободной аббревиатуры по
мейлу в редакцию, и я обещаю: никто не получит
никаких ценных призов, и не поедет встречать
двухтысячный новый год ни в Лондон, ни в Париж, ни
в Мурманск. Вот такие вот колбаски из
человеческого мяса набивают на нашем заводике,
meine sehr geehrte Parteigenossen. PG.
Москва, Ломоносовский проспект.
Александр Дельфин
специально для Голоса ПГ.
|