Хоссем ждал нас на камне у моря. Мы помахали ему и начали спускаться. Здесь за горой было уже безопасно. До деревни Рас Абу Галлум было рукой подать. Полицейский пост мы давно миновали. Наконец мы могли идти вместе. Прошли лагуну. «Здесь я недавно провел семь ночей, - сказал Хоссем. – Был гидом у семи женщин». И вот открылся вид на деревню. Верблюды, бедуинские хижины. Мы завернули в первую из них. Сели пить чай с хозяином. Хоссем неторопливо приступил к делу. Я помнил о нашем уговоре. Мы не должны были говорить, зачем пришли. Хоссем представлялся нашим переводчиком из отеля «Хилтон». Мы – русскими бизнесменами, налаживающими новые контакты. Будто бы мы собираемся возить туристов. Узнаем об условиях. Хоссем спрашивал, сколько стоит ночлег, еда. Переводил на английский. Я поинтересовался, сколько у хозяина верблюдов. Оказалось, что пятьдесят. Если собрать со всей семьи. Я важно кивал. Интересовался, будет ли скидка при таком количестве туристов. Потом мы пошли смотреть новый дом. С моря дул ветер. Хозяин – его звали Ибрагим - пообещал обтянуть дом верблюжьей шкурой. Это защитит от жары и от ветра. Сказал, что уберет помойку перед домом. Я спросил, есть ли у него одеяла. Он ответил, что постелит, сколько понадобится. Мы вернулись в первую хижину. Снова сели пить чай. Потом Хоссем сказал, что русским туристам нужны удовольствия. Ибрагим ответил, что у него есть все необходимое. Трава, гаш, опий. Он может принести и показать. Он зашел в хижину и зашуршал какими-то мешками. Вернулся с целлофановым пакетом. Развернул. Это были пробитые шишки – смесь с шалой. Он извинился, что сейчас нет нормального стаффа. Но этот тоже превосходного качества. Спросил, не хотим ли мы попробовать. Я ответил, как учил Хоссем. Что мы никогда не курили. Но из вежливости не откажемся. Хоссем свернул. И мы взорвали. Мы сидели на самом берегу прозрачного моря. Под навесом. Рядом паслись верблюды. Горы были залиты солнечным светом. В одной руке я держал стакан горячего бедуинского чая. В другой – косяк. Дым обжигал горло. Было тепло. Наконец мы курили. После трех дней поиска. В первый день нас раскурил Шляпа. Так мы прозвали парня из обслуги нашего лагеря. Дунув, мы договорились с ним о покупке. Прождали весь вечер. Но он так ничего и не принес. Повторялась одна и та же история. Мы договаривались с человеком. Но тот исчезал. Потом нам пообещал официант из «Наполеона». Длинный хлыщ с белой кожей и криминальной внешностью. Весь вечер водил нас за нос. Многозначительно говорил: «Топ сикрет!» То появлялся, то пропадал. Затем забился с нами в «Корабле». Новом баре, где по ночам танцевали европейцы. Мы стояли в толпе. Напряжение возрастало. Он потребовал деньги вперед. Я прокричал ему в ухо, что подумаю. «Ну что, - спросил я Каталу, - рискуем?» «Рискуем», - ответил он. Рисковать не хотелось. Но очень хотелось курить. Я отдал дылде деньги. Началось движение. Он что-то прошептал на ухо негру. Похожему на баскетболиста. Тому самому, что пропел нам «Смоукинг эври дэй!» в ресторане «Блю Хол». Наверное, подавал знак. Баскетболист исчез. Дылда тоже то появлялся, то исчезал. Я нервничал. Облизывал пересыхающие губы. Время шло. Дурное предчувствие усиливалось. Но выхода не было. Оставалось ждать. Наконец он вернулся. Махнул рукой. Мы зашли в туалет. Он быстро сунул пакетик мне в карман. Я достал пакет, чтобы тут же проверить. Но столкнулся с Каталой, который тоже зачем-то пошел в туалет. Потерял на этом секунду. Понюхал пакет. Запаха не было. Побежал за дылдой. Но опоздал. «Пройдем за мной», - говорил ему шкаф в штатском, невесть откуда взявшийся. Дылду повинтили в момент сделки. Мы вернулись домой. То что он продал, выглядело как трава. Один в один. Только не было запаха. Немного вставляло. Но как-то странно. Тяжелела голова. Горели щеки. Как от тысячи игл. А потом мы познакомились с Хоссемом. Заглянули случайно в книжный магазин. Там сидел его брат. Торговал подержанными книжками. Пыльными, с оторванными обложками. Теми, что туристы берут с собой на курорт. А затем выбрасывают. Брат мечтал о жене. Ведь на арабке трудно жениться. Нужны деньги на свадьбу. На пати для гостей. Много денег. Лучше жениться на европейке. Раньше у него была жена. Голландка. Но погибла. Они ехали в машине. Его мать и жена разбились. А он и ребенок выжили. Он вернулся в Египет. Хотел бы снова жениться. Например, на русской. Только если она не старше пятидесяти. Если ей за пятьдесят, пусть сама платит. Миллион. «Много ли русских-миллионерок?» Я задумался. И тут появился Хоссем. Он был еще болтливее, чем брат. Вначале он нам не понравился. Предлагал замутить совместный бизнес. Чтобы мы, например, поставляли жен. Или хорошо бы открыть кафе в Москве. Потом речь зашла о сигаретах. Он рассказал про то, как сигареты выручают в тюрьме. Как за них тебе стирают, делают массаж. На них можно купить себе гея. «А за что у вас сидят в тюрьмах?» – спросил я. Братья рассмеялись. «По-разному, - ответил Хоссем. – Полгода. Полгода я сидел в СИЗО. За траву». Полицейский знал, что он приторговывает. Но Хоссем был хитрый. Никогда сам не брал деньги. Их оставляли его другу, кассиру в супермаркете. Ганджик он тоже сам не передавал. Прятал под камень на набережной. Но полицейский знал. Следил за ним. Очень хотел его посадить. Но ничего не мог сделать. И когда его взяли, он был пустой. Спросили: «Это твоя сумка?» Да, подтвердил Хоссем. Он же помнил, что там ничего нет. Но это была его ошибка. Они подбросили ганджик в сумку. Но на суде ничего не смогли доказать. И через полгода его отпустили. «А как сейчас?» – поинтересовался я. Может быть, он в курсе, где купить немного травы? Конечно, он в курсе. В Дахабе нельзя купить. Никто не продаст арабу. Стало очень сложно. Кругом много шпионов. Правда, у европейцев такая возможность есть. С пяти до семи. Когда сменяется полицейский пост. Копы уезжают в город. И в этот момент можно попробовать взять у бедуинов. Там на окраине. Но он не уверен. Сам он ходит за травой далеко, за горы. В Рас Абу Галлум. Иногда с туристами, иногда сам по себе. Может сходить с нами. Только пойдем порознь. Потому что могут проверить. А у него нет лицензии гида. «А какой смысл? Какой смысл тебе идти с нами?» - спросил я. «Просто так, - ответил Хоссем. – Все равно я буду себе покупать». Мы пойдем по дороге в горы. Будем купаться, ловить крабов. А потом возьмем травы. Очень дешево. Мы переглянулись. Нам надо было подумать. Это мог быть очередной развод. Развод для туристов. Ведь кругом одни разводилы. Каждый знает, что у туриста есть бабки. И всеми правдами-неправдами пытается их выжать. Хоть немного. Хоть самую капельку. Мы поняли это на собственном опыте. И по рассказам других. Но выхода как всегда не было. Хотелось курить. Мы продолжали болтать. Чем больше мы говорили, тем больше нам нравился Хоссем. Он был красавцем. Его язык был проколот. Во рту сверкали огромные металлические шары. Он рассказывал о своей жизни. О женщинах. О женщинах он говорил так, как никто. Глаза его загорались. Он превращался в идеального обольстителя. Похожий на чертенка, он становился настоящим Мефистофелем. «Я беру ее за руку, - говорил он. – Смотрю в глаза. И рассказываю ей, какие у нее глаза. Они…». Здесь я остановлюсь. Чтобы не испортить его рассказ. Он рассказывал о том, как делает массаж. Ведь когда он делает массаж, это просто массаж. Он ни о чем другом не думает, кроме как о массаже. Вот одной он делал массаж, а она обиделась. Он спрашивает у ее подруги: «В чем дело? Ведь я не сделал ей ничего плохого. Только массаж». А подруга отвечает: «В том-то и дело, болван. Что ты не сделал ей ничего другого. А только массаж». Вот татуировки - совсем другое дело. Когда он делает татуировки… Он показал нам заднюю комнату в магазине. Его тату-салон. Снял майку. Его соски были тоже проколоты. «И пенис», – игриво улыбнулся он. Все тело его было татуировано. «Вот когда я приеду в Россию, – улыбался Хоссем, - мы откроем тату-салон. И массажный кабинет». Еще он рассказывал, как попал в аварию. Стукнул машину сына кувейтского принца. И убежал. Зашел в парикмахерскую. Сбрил усы и бороду. Состриг свои длинные волосы. Потом позвонил другу в Александрию. Ведь он родом из Александрии. И друг пошел в полицию. Сказал, что его зовут Хоссем Мансур. Что он потерял паспорт. И это была отмазка. Ведь когда дело дошло до суда, у него было железное алиби. Как он мог разбить машину, когда был в Александрии? За тысячу километров от Дахаба. К тому же тот человек был с длинными волосами и бородой. А он, Хоссем Мансур, бритый и коротко стриженный. И его отпустили. Беседа становилась все интересней. Бизнес был забыт. Время летело незаметно. Мы практически подружились. Предложили нести траву на обратном пути из деревни. Ведь туристов нельзя досматривать. На это нужно специальное разрешение. «А сейчас можем покурить косяк». У нас есть с собой. Из того стаффа, что мы купили вчера. Мы вышли на набережную. Сели на корточки. Мы с Каталой сидели спиной к дороге. Хоссем - боком. Закурили. И тут же появился полицейский. Я даже не успел увидеть, как Хоссем выбросил косяк. Это произошло молниеносно. Щелчком он отправил его в море. Полицейский шарил фонариком по камням. Искал косяк. Злился. Катала полез в карман, чтобы показать табак. «Нет, нет, нет», - замахал руками полицейский. Ему не нужны были неприятности с туристами. Ему был нужен Хоссем. Нарисовалась еще пара полицейских. Вместе с Хоссемом они пошли к магазину. Потом вернулись. Вместе с братом. Снова стали искать. Братья что-то жарко объясняли им. Наконец полицейские ушли. «Я сказал, что косяка не было. Им померещилось. Ведь зачем мне курить косяк с туристами, когда я спокойно могу покурить дома у себя в саду», - пояснил Хоссем. Мы вернулись в магазин. Налили чаю. «К тому же, - продолжил Хоссем, - это был не косяк». «Может быть, смесь? – спросили мы. – Хоть чуть-чуть ганджика?» Мы все еще надеялись. Ведь все-таки вставляло. Хотя и как-то странно. И по виду похоже. Мы не могли ошибиться. Мы курим ганджу пятнадцать лет. Но Хоссем смеялся. «Просто вам хочется верить. Что это ганджик. Но это не ганджик. Это мармария. Бедуинский чай»…

Тут мои мысли прервал Ибрагим. Он показывал опий. Хоссем сказал, что если смотреть внимательно на губы Ибрагима, то мы начнем понимать его речь. Я последовал его совету. И вдруг осознал, что действительно понимаю все, что говорит Ибрагим. Он говорил, что у него самый лучший дом в деревне. Много верблюдов. Он честный и надежный партнер. Дело мы должны иметь только с ним. Но предупредить нужно заранее. Примерно за две недели. Чтобы он успел подготовиться. Хоссем ответил за нас, что нам понравилось. Мы обо всем расскажем нашим главным боссам. Они дадут окончательный ответ. Ибрагим кивнул. Он будет ждать. Сами мы можем приезжать и так. Просто в гости. Жить у него. Загорать, купаться. Мы - его друзья. А это пакетик в подарок. Потом спросил, хотим ли мы купить еще немного. С собой в дорогу. Меня отвлекла маленькая девочка. Она стегала верблюда. Заставляла его лечь. Верблюд недовольно мычал. «Ну что, берем?» – спросил Катала. Предлагают опий. Недорого. Не может быть, удивился я. Похоже, Катала обкурился. И путает. Речь не могла идти об опие. Я не слышал, чтобы Ибрагим хоть раз произнес слово «опий». Он все время говорил о ганджике. Опий давно исчез со стола. Эту тему мы проехали. К тому же мне показалось, что Хоссем делает нам знаки. Еще по дороге мы договорились об условных знаках. Кулак с выставленными вперед большим пальцем и мизинцем означает «полиция». Палец у рта означает «забудь об этом». Хоссем показывает «забудь об этом». Значит, мы не должны покупать опий. Тем более, когда это не опий, а ганджик. Хоссем предупреждал, что ганджик покупать нельзя. Мы должны лишь попробовать. Чисто из вежливости. А потом он купит сам. Очень дешево. Как наш гид. Я напомнил об этом Катале. Но Катала засомневался. Никаких знаков он не видел. Нам нужно решать. Будем мы брать опий или нет. Чего тут тянуть. «Ну так сколько?» – спросил Катала у Ибрагима. Но если Катала обкурился. И ничего не понимает. Почему тогда не обкурился я? Ведь Катала более опытный курильщик. Я хоть и курю уже пятнадцать лет, но не так много. А Катала постоянно пыхтит как паровоз. Значит, он не мог обкуриться. Выходит, это я понапрасну сел на измену. Да и почему бы нам не взять немного опия на пробу. Ведь Хоссем предупреждал про ганджик. А про опий ничего не говорил. Черт, я запутался. Мы чудовищно запутались в этом вранье. И не можем уже отличить правду от вымысла. Игра завела нас в тупик. Во всем виноват Хоссем. Я снова посмотрел на него. Он делал совсем отчаянные знаки. «Фогет ит!» – отчетливо проговорил он. По-английски. Наплевав на осторожность. Ведь Ибрагим немного понимал английский язык. «Пора домой», - сказал Хоссем. Значит, я все-таки прав. До Каталы, наконец, дошло. «Фогет ит», - сказал Катала Ибрагиму. И мы встали с ковра. Хоссем ненадолго заглянул в хижину к Ибрагиму. Зашуршал. Вынес сверток. Размером с арбуз. Кинул нам в рюкзак. И мы пошли. У лагуны мы с Каталой искупались. Хоссем остался ждать нас на берегу. Я надел маску. Риф резко уходил вниз. Наверное, метров на сто. Двигаться не хотелось. Я лежал на воде и смотрел в одну точку. Время остановилось. Когда я вылез на берег, то обнаружил, что порезался. Как всегда. Кровь стекала на камни. Мы пошли дальше. По пути ловили крабов. Вернее, мы с Каталой просто несли мешок. Крабов ловил Хоссем. И кидал к нам в мешок. Мы с Каталой поймали лишь одного краба. Долго не могли выковырять его из под камня. Оторвали у него все лапки. За этим занятием нас застал Кепка. Еще один официант из Дахаба. Он узнал Хоссема. Кепка спешил на работу. Тоже ходил к бедуинам за ганджиком. Он развернул свой пакет. Опять пробитая смесь. Мы забили и снова курнули. Кепка рассказал какую-то смешную историю. Я посмеялся вместе с Хоссемом. Хотя ничего не понял. Кепка говорил слишком быстро. Он побежал дальше. А мы остались ловить крабов. У перевала мы разошлись. Чтобы встретиться в «Голубой дыре». Порознь выйти к посту. Мы пошли новой тропинкой. Не через горы, а над морем. Один раз пришлось перебираться, держась за уступ. Я посмотрел вниз. Море билось о камни. Только тут я понял, насколько обкурен. Стучало сердце. Вспотели руки. Было не по себе. У поста мы поймали машину. До самого Дахаба. Доехали до дома Хоссема. Перед воротами отдали ему ганджик. «Я пойду к сестре, - сказал Хоссем. - Перекушу что-нибудь. Она приготовит нам крабов. Потом будем сидеть у меня в саду. Курить. Смотреть на звезды. Вы тоже сходите перекусить. На берег, в ресторан». Мы не пошли в ресторан. Мы направились в арабскую забегаловку. Взяли по половинке курицы. Нас очень долго обслуживали. Час, а то и два. Мы дико объелись. Крабов уже не хотелось. У Хоссема мы оказались совсем поздно. Позвонили в дверь. Никто не открывал. Тогда мы вошли во двор. Сад оказался каменистым куском земли. На нем рос всего один куст. Комнаты в доме были без дверей. Посреди дома возвышался унитаз. Пола не было. Вместо него был ковер. Из окурков, поломанных дискет, разбитых очков, пустых бутылок и обрывков газет. И всего остального, чему положено быть на помойке. Среди мусора копошились огромные тараканы. Длиной с палец. Работал телевизор. Рядом с ним стояла тахта. На тахте валялись трое. Хоссем, еще один парень и девушка. «Хоссем!» – позвали мы. Но он не проснулся. Лишь проскрипел чем-то во рту. И выплюнул крабью ножку. «Хоссем!» – снова позвали мы. Он все равно не проснулся. Но сунул руку под подушку. Извлек сверток с ганджиком. И снова отрубился. Хоссем лежал в полном невменялове. Был совсем убит. Наверное, всему виной опий. Ведь он взял ту плитку у Ибрагима. Мы отсыпали себе ганджика. Скрутили косяк. И ушли гулять по городу.