РЕПОРТАЖ С ТОГО СВЕТА

Три дороги найдешь - три рассказа услышишь (русская народная поговорка).

Рассказ о писателе

“Пришла пора почувствовать себя Богом,” - сказал Уильям Берроуз. Эту его фразу мало кто запомнил. “Пришла пора поиграть в Вильгельма Телля,” - сказал Берроуз. Вторую фразу запомнили все. В ту ночь Берроуз пил. Пил нещадно. Потешал друзей шутками. Друзья веселились. С каждой новой рюмкой сила входила в кровь. Мир становился подвластным ему. Со словами о Телле Берроуз достал один из своих пистолетов. Жена рассмеялась и с готовностью водрузила на голову стакан. Берроуз выстрелил. Джоан упала замертво. Так началась история Берроуза-писателя.

Дело происходило в Мексике в 1951 г. Берроузу пришлось бежать в Танжер. Он ночевал в борделях для голубых, а днем слонялся по героиновым притонам. Героин давно уже стал для него повседневностью, способом жизни. Танжер, затем Англия. Лищь в середине 70-х он смог вернуться в Америку. Новая американская молодежь вознесла его на пьедестал, возведя в ранг вождя. Берроуз играл в кино, рисовал, сотрудничал с разными музыкантами - от Тома Уэйтса до Курта Кобейна. (Кобейн, кстати, во многом подражал Берроузу - коллекционировал оружие, экспериментировал с опиатами, восторгался музыкой легендарного черного трубадура Лидбелли. По слухам, приобрел у Берроуза таинственную “машину мечты”. Знавшие его говорили, что встреча с Берроузом “окрасила” теплом его последние годы. Только вот организм у Кобейна оказался не таким крепким - он погиб в двадцать семь лет.) “Разобьем оковы, Берроуз. Пошлем куда подальше всех ублюдков и жирных подонков. Пора начинать, Билл. Пора начинать, Билл,” - пели те, кто пришел на смену хиппи.

Он продолжал писать. Этот период в его творчестве впоследствии обозвали “фантастикой Берроуза”. Один Уильям Гибсон, кажется, верно заметил, что: “Берроуз просто оказался тем, кто, следуя курсом своего бреда, наткнулся на научную фантастику и подобрал ее, как подбирают ржавый консервный нож. Он использовал фантастику как осколок, как гротескный и патетичный фрагмент, чтобы вставить его в свою культуру.” (Добавим лишь, что Берроуз считал НФ наиболее важной добавкой из поп-культуры в свою “cut-up”ную смесь. Но о cut up - чуть дальше). По его книгам снимали фильмы, самый известный из которых - “Голый завтрак” Дэвида Кроненберга. Кто-то клеймил его как наркомана, кто-то приводил в доказательство пользы наркотиков сам факт того, что “старикан Билл еще жив”. Когда-то он верил, что постоянно “слезая” и заново “подсаживаясь”, джанки может вызвать регенерацию клеток своего тела, благодаря чему проживет чуть ли не до двухсот лет. (“Когда перестаешь расти, начинаешь умирать. Наркоман же никогда не перестает расти.”) Теперь ему было все равно. Опыт был пройден. Эксперимент закрыт. К собственной славе он оставался абсолютно равнодушен. Это правда, что он всегда был “чужим”. Но правда лишь частичная. Он был не просто чужим - он был выродком. Потомок аристократического рода основателей Новой Англии, изобретателей американского оружия и счетной машинки, он с детства грабил и воровал. По выходе из Гарварда, частенько вечерами он спускался в нью-йоркскую “подземку” и шарил у пьяных по карманам. Он торговал героином и не брезговал торговать оружием. Это он в далекие 40-е познакомил своих друзей-“битников” Керуака и Гинзберга с литературой Элиота, Кафки, Селина, Шпенглера, Джойса, Гертруды Стайн. Он же познакомил их с миром наркоманов и воришек с Таймс Сквер. Он же открыл для них волшебную силу своих настоящих “друзей” - бензедрина и героина. И именно он научил Керуака замечательному методу письма-импровизации - при помощи чередования бензедрина и травы.

И так всегда державшийся особняком, теперь, после возвращения он оказался полностью одинок (жил уединенно, общаясь, в основном, со своим секретарем). Время “бродяг дхармы” ушло в небытие. “Брайан, паскуда , - как-то сказал Берроуз, - и тот умер”. (Брайан Джизин - художник, друг Бероуза, подсказал ему идею знаменитого приема cut up - “разрезки”, позволявшей из одного текста получать совсем иной, высвобождая тем самым “тайные смыслы”. Только так могла быть достигнута вожделенная свобода от власти “слова и образа”, от идеологии языка. Наркотики, секс и власть управляют телом, слово и образ - контролируют мысль. Берроуз шел своим путем - но путь его во многом был параллелен исканиям европейцев. Вы можете поиграться с “машиной cut up” в Интернете - по адресу http://englishlit.miningco.com/library/weekly/aa080397.htm) Былая ненависть исчезла. Остались лишь усталость и равнодушие. Но он продолжал искать. Искать заветную дверь. Меняя кисть на перо, перо на музыку, на звуковую прозу … “Смерть жены, - поделился он однажды с друзьями, - сподвигла меня на писательство”. Кто, в самом деле, знал об одиночестве больше его, пропутешествовавшего в Ад собственного сознания? И сумевшего вернуться обратно? “Куда я вернулся, Джизин?” - медитировал Берроуз на пластинке “Семь душ”.

“Я давно уже ни в кого не стреляю, Мик, - сказал он Мику Джаггеру в 1980 году, - я исправился.” Берроуз умер этим летом в Канзасе. Ему было 83 года.

Рассказ о переводчике

Алекс Керви сам заслуживает отдельного рассказа. Он один из “последних”. Из тех, кому немногим больше двадцати, но кто еще успел вкусить “запретный плод” доперестроечной контркультуры. Перед тем, как она вышла из подвалов на танц-площадки под яркий свет и бешеный ритм рейв-дискотек. Керви бродяжничал, был музыкантом - играл на гитаре в рок-группе, конфликтовал с законом, печатался в “культовом” молодежном журнале “Забриски Райдер”. Затем уехал в Лондон, где участвовал в неудачном проекте Севы Новгородцева - музыкальном журнале “О!”. Когда “О!” прекратил существование, Керви остался в Англии. Опять бродяжничал, пытался собрать собственную группу, работал по-черному официантом в кабаках. Писал романы в стиле “эзотерический киберпанк”, высылая их кусками друзьям, - по e-mail’у (из случайно попадавшихся ему на пути Интернет-кафе). По слухам, отчасти распускаемым им самим, стал лейтенантом Мальтийского ордена и посвященным О.Т.О, мистической организации, основанной Алистером Кроули. Затем исчез.

Говорят, что Керви вернулся в Россию Может и так, но никаких тому доказательств не обнаружено. Его никто не видел, голос его не слышен в музыкальном радиоэфире, статьи не появляются в печати. Единственное свидетельство его существования - эта книга.

Рассказ о книге

“Джанки” - это название. “Исповедь неисправимого наркомана” - подзаголовок. Отражающий суть. Берроуз просто подробно рассказывает о нескольких годах своей жизни. Мелькает бесконечная череда лиц, имен. Джанки, джанки, опять джанки… В конце концов ты уже едва помнишь, тот ли это Рой или другой, и чем очередной Джэк отличается от предыдущего. Берроуз спешит, как бы боясь не успеть, ритм убыстряется, от джанка уже не уйти, он становится всем, укол за уколом… Как настоящий джанки не думает ни о чем, кроме джанка, так и эта книга оказывается лишь придатком все более громкой, настойчивой, все в конце концов поглотившей, главной темы.

“Я познал формулу джанка. Опиаты - это не способ увеличить удовольствие от жизни, подобно алкоголю и траве. Джанк - не стимулятор, это образ жизни.” Но Берроуз не был бы Берроузом, если бы остановился на джанке. “Решение оставить джанк - чисто физиологическое, на уровне клеток… Как для человека, который отсутствовал целую вечность, окружающий мир выглядит совсем по-другому, так и когда ты возвращаешься после джанка”. После джанка Берроуз двинулся на юг в поисках кайфа. “Кайфа кратковременной свободы от требований стареющей, осторожной, ворчливой, напуганной плоти.” Он надеялся найти особый, “телепатический” наркотик яге. Чтобы, наконец, отказаться от слов, языка, тела. Это была еще одна отчаянная попытка выйти в другой мир. “Может, я найду в яге то, что искал в джанке, марихуане и кокаине. И, может, на яге все это и кончится?” Не кончилось. Его гнало дальше.