КАК ПРИШЛИ, ТАК И УШЛИ

Несостоявшееся пришествие киберпанков в Россию

Уильям Гибсон как-то сказал: “Я вырос, воспринимая Уильяма Берроуза как нечто само собой разумеющееся, еще когда мне было тринадцать лет. Думаю, Берроуз - сильнейшая разграничительная линия. Люди или понимают его, или нет… Берроуз оказался тем, кто, следуя курсом своего бреда, наткнулся на научную фантастику и подобрал ее, как подбирают ржавый консервный нож. Он использовал фантастику как осколок, как гротескный и патетичный фрагмент, чтобы вставить его в свою культуру. Вот откуда я происхожу на самом деле.”

Кто такие киберпанки

Согласно официальной историографии движения считается, что изобретателем термина “киберпанк” был редактор фантастического журнала “Азимов” Гарднер Дозуа. Однако это чистейшей воды вранье. Дозуа просто нагло украл “изобретение” у беззаботного писателя-весельчака Брюса Бетке. Бетке в 1980 г. написал небольшой рассказ “Киберпанк” и послал его в “Азимов”, где уже служил Дозуа. Рассказ тогда в “Азимов” не приняли, но в 1983 году он вышел в другом журнале - “Эмэйзинге”. Дозуа в это время как раз редактировал бюллетень “Лучшие фантастические произведения года” и был по долгу службы обязан просматривать главные НФ журналы. Так что, в том или ином случае, но рассказа он не заметить не мог. Однако все это не помешало ему впоследствии рассказывать про то, как он случайно “где-то на улице” услыхал слово “киберпанк” - слово ему понравилось, показалось емким и удачным, вот он и ввел его в обиход в качестве термина. (Впрочем, сам Бетке обиды не держит и относится к претензиям Дозуа на “право первородства” с присущим ему юмором.)

Первоначально, те, кого впоследствии окрестили “киберпанками”, группировались вокруг самиздатской газетки (фэнзина) Брюса Стерлинга “Дешевая правда”. Стерлинг, Ширли и Рюкер выступали в ней под псевдонимами с разного рода теоретическими статьями, гневно атакуя научно-фантастический мэйнстрим. Постепенно метко употребленное словечко обретало идеологическое наполнение, превращаясь в дефиницию жанра.

Биполярное понятие “киберпанк” содержит в себе собственно “кибер” и “панк” полюсы. В литературе киберпанков обычно описывается Система, представленная тоталитарным режимом, властью огромных корпораций или господством фундаменталистской религии. Она усилена новейшими технологиями, в основном, информационными (компьютерные сети, масс-медиа), и практически несокрушима. Эта Система полностью подавляет обывателя, не только окружая его снаружи, но и проникая в него изнутри: вгрызаясь в мозг - за счет вживления различных деталей (это может быть и компьютерный диск - как в известном у нас, благодаря одноименному фильму, рассказе Уильяма Гибсона “Джонни Мнемоник”), врываясь в тело - путем имплантации искусственных органов, клонирования или замены частей тела на всевозможные протезы и т.д. Человек сам становится частицей техно-Системы, винтиком ее механизма. Это - “кибер”-полюс понятия. Однако на краю любой Системы всегда находятся отбросы общества, маргиналы: преступники. бомжи, философы-одиночки и полусумасшедшие мечтатели. Они вступают в борьбу с ней, и им иногда удается повернуть себе на службу технологическое оружие. Это - панк-полюс. Пейзаж в киберпанк-произведениях - ядовито-урбанистический, тональность - мрачная, пессимистичная. (Представьте себе унылый и безысходный постапокалиптичный мир “Безумного Макса” и “Бегущего по лезвию”, мир жестокости и грязи, мир уличных банд и одиноких сердец, единственный выход из которого - киберпространство.) Герои - зачастую такие подонки, что и героями их назвать язык не поворачивается. Названия различных приборов и устройств обрушиваются на голову читателя в неимоверном количестве - разобраться в их потоке практически невозможно - это, видимо, должно соответствовать реалиям повседневной жизни. (За один день которой, как известно, современный человек поглощает больше информации, чем родившийся в семнадцатом веке за всю свою жизнь.)

У литературного движения сразу же нашлись последователи - так появились субкультурные группы, идентифицирующие себя с литературными персонажами “киберпанковских” рассказов. Это были многочисленные “хакеры” - маги компьютерного мира, “крэкеры” - взломщики компьютерных сетей, “фрики” - борцы с телефонными линиями, “кифер-панки” - знатоки криптографии и криптограмм, и другие. Возник и стиль “киберпанк” - мода городских хипстеров, которые одевались во все “черное”, слушали “индастриал-поп”, читали журнал “Мондо 2000” (что-то вроде нашего “Птюча” для рейверов) и обожали всякие электропримочки - были, в общем, форменными “техно-фетишистами”.

Гибсон и фантастика

Гибсон был одним из тех, кто по выражению Стерлинга, “пинками пробудил фантастику от спячки”. НФ, дойдя до какого-то рубежа, топталась на месте. Несмотря на мощные удары, нанесенные фантастике отдельными одиночками, типа Дж. Г. Балларда, общая картина не изменилась. Писатели-фантасты продолжали по инерции описывать межгалактические полеты, космические сражения. Между тем космические исследования затормозились и потихоньку сворачивались; реальных результатов в этой области давно уже не было. Мысль об этом осталась лишь в фантазиях недоумков-мечтателей и малолетних детей. Выжившие из ума когда-то культовые писатели по-прежнему надеялись дожить до “высадки инопланетян на лужайке перед Белым домом” (слова Артура Кларка). Интеллектуальная импотенция писателей-фантастов стала “причиной широчайшего распространения постапокалиптических сюжетов, фантазий в стиле “меча и колдовства” и неумирающих космических опер, в которых галактические империи так удобно соскальзывают назад, к варварству,” - писал Стерлинг. Возникновение этих поджанров - следствие боязни писателей описывать гипотетическое будущее.

В то же время общество совершало рывок за рывком, осваивая научно-технические рубежи; интеллектуальный прорыв намечался совсем в другой области. Одним из первых Гибсон чутко на это отреагировал. Пришла пора сменить старую истершуюся от бесконечного употребления формулу, построенную на “роботах, космических кораблях и чудесах атомной энергии”. Культура будет развиваться не вовне, не благодаря выселению на неосвоенные территории; новая реальность окажется виртуальной. (Догадка эта, впрочем - не что иное как парафраз известного афоризма любимого киберпанками Дж. Г. Балларда. Можно сказать, что обветшалая научная фантастика, пройдя сквозь призму берроузовских и баллардовских творений, полностью переродилась и дала “на выходе” киберпанк-результат.) Преодоление культурной стагнации ознаменуется и появлением соответствующей литературы. Провозвестниками ее объявили себя киберпанки. Так родилась новая формула, основанная на “кибернетике, биотехнологии и коммуникационных сетях”. (Кстати, Гибсон был одним из зачинателей так называемой “электронной литературы”. После смерти отца, в 1992 г. он опубликовал на дискете стихотворение-исповедь: “Агриппа: Книга смерти”. Текст можно было прочитать только один раз - по мере прочтения он исчезал. Текст сопровождался картинкой, которая светилась ровно один час. Затем на ее месте загоралась следующая.)

Говоря о первопроходцах, нельзя не упомянуть тот факт, что именно Гибсон ввел термин “киберпространство”. В опубликованном в 1982 г. рассказе “Сожжение Хром” описывались люди, которые, с помощью “полносенсорного интерфейса” специальных устройств - “кибердек”, могли отказаться от собственных органов чувств и подключиться к мировой компьютерной сети. В этот момент они находились в “киберпространстве”. В “Нейроманте” (1984) он уже дал термину четкое определение: “Киберпространство - … это графическое представление данных, хранящихся в памяти каждого компьютера, включеного в общечеловеческую сеть”.

Киберпанк давно уже перешагнул рамки фантастики. А Гибсон перестал быть просто писателем: он стал культовой фигурой, своего рода иконой - чем-то вроде Берроуза, Тимоти Лири, Стюарта Брэнда, Дэвида Боуи и Блонди, вместе взятых.

Техно-перекодировка реальности

Литература киберпанков, наконец, пришла и в Россию. (Правда, массового читателя она здесь пока не обрела - насколько мне известно, большой популярностью киберпанки не пользуются. Выпуск серии, в которой выходили их произведения, приостановлен; заявленный тираж не допечатан.) В 1996 г. на русском языке появился роман Стерлинга “Схизматрица”. Затем настал черед и Гибсона. Переведены на русский его романы “Нейромант” (удостоенный премий “Хьюго”, “Небьюла” и приза Филипа Дика - небывалый случай в истории фантастики), “Граф Ноль”, сборник рассказов “Сожжение Хром”. Теперь читатель может получить практически полное представление о технопоэтике Гибсона. Проникнуть в мир, где идет жестокая война транснациональных корпораций, а лихие консольные ковбои, которым все нипочем, прорываются сквозь стены защитного льда к компьютерным базам данных. …Кто из нас, вставляя дискету в дисковод, ощущал всю поэтичность этого, на первый взгляд, столь обыденного момента? “Давай, - выдохнул я, когда подошло время. Бобби был уже наготове, он подался вперед и резким движением ладони вогнал русскую программу в прорезь. Он проделал это легко и изящно, с уверенностью мальчишки, загоняющего в игровой автомат монеты, зная - победа будет за ним и бесплатная игра обеспечена… Он был ковбоем, мой Бобби, ковбоем, оседлавшим компьютер… Он присваивал информацию и кредиты - там, в переполненной матрице, монохромном псевдопространстве, где, как редкие звезды, светились плотные сгустки данных, мерцали галактики корпораций и отсвечивали холодным блеском спирали военных систем” (Сожжение Хром). Настоящая действительность как бы “выталкивает” из себя героев Гибсона - им в ней крайне неуютно. Тем из них, кому не дано познать наслаждение киберполетов, помогают адаптироваться в окружающем мире всевозможные наркотики - амфетамины, кокаин, марихуана. Да и сами киберковбои в свободное от игры на клавишах деки время постоянно “закидываются колесами.” Так стирается грань перехода в виртуальную реальность. Герои “Нейроманта” попадают в космический Сион - поселение растаманов. “Сионитов Кейс не понимал. Как-то раз Аэрол сам, безо всякой подначки, рассказал ему о ребенке, который выскочил из его лба и убежал в заросли гидропонной ганжи. - Маленький такой, совсем ребенок, ну вот как твой палец, не больше… - Это ганжа, - пожала плечами Молли, когда Кейс пересказал ей эту историю - Сиониты не проводят особого различия между действительностью и галлюцинацией. То, что рассказал тебе Аэрол, действительно с ним случилось.” (Восемь лет назад брат прислал мне из Америки с оказией эту книжку. Помню, как тем летом, очутившись в городе Архангельске, я пересказывал этот эпизод своим друзьям-хиппи. Сидя на полу избы-развалюхи на окраине города, они курили по кругу косяк и плакали от радости.)

Поэтика Гибсона

Одна из ключевых у Гибсона, его “визитная карточка” - неизменная тема “гоми” - хлама, мусора, осколков. Хлам - неряшливо разбросанный и тем не менее причудливым образом складывающийся в картину, узор. Герои “Графа Ноль” ищут неизвестного автора шкатулок - в каждой из которых несколько абсолютно ненужных и в то же время так удивительно упорядоченно уложенных предметов. “Тонкая флейта из полой кости - конечно же, созданной для полета, конечно же, из крыла какой-то большой птицы. Три архаичные микросхемы - как крохотные лабиринты из золотых нитей. Гладкий белый шар обожженной глины. Пожелтевший от времени фрагмент кружева. Сегмент длиной в палец из того, что Марли посчитала костью человеческого запястья, серовато-белой, с поднимающимся из нее кремниевым стержнем какого-то маленького прибора, головка которого когда-то была утоплена в кожу - но почерневшая линза теперь запаяна. Шкатулка казалась вселенной, поэмой, застывшей в жестких рамках человеческого опыта… Как удалось этому неизвестному - кто бы он ни был - расположить эти обломки, этот хлам так, что он брал за душу, вонзался в нее, как рыболовный крючок?” Сам Гибсон, говоря о знаковости этой темы, сопоставлял “гоми” со стихией времени, окружающим ландшафтом… Из осколков ландшафта Гибсон бережно собирает свой паззл - мозаику утиля. (Писатель-киберпанк Том Мэддокс как-то раз так пояснил свой тезис о постмодернистском дадаизме Гибсона: “Постмодернист просто хочет сложить вместе ту кучку дерьма, которая выражала бы культуру.”) “…Отсыревший картон конвертов черных пластиковых пластинок, рядом - потертые протезы на батарейках с хвостами примитивных нейроадапторов, пыльный аквариум, полный продолговатых собачьих медалей, перетянутые резинками стопки поблекших почтовых открыток, дешевые индийские троды, все еще запаянные в пластик, разношерстные наборы солонок и перечниц, клюшка для гольфа с кожаной ручкой, швейцарские армейские ножи с отсутствующими лезвиями, погнутая мусорная корзинка с литографией портрета президента, имя которого Тернер почти что вспомнил (Картер? Гросвенор?), расплывчатые голограммы Монумента…” Перечень, уводящий в бесконечность…

А тем временем в запущенном человеком механизме происходят обратные процессы. В недрах сети зреет нечто темное, иррациональное. Это трансформированный Искуственный Интеллект, проникая в гибсоновскую матрицу, начинает манипулировать людьми. Неофаусты спешат заключить с ним свои сделки. Поиск автора шкатулок, поиск божественной силы, оборачивается встречей с Искуственным Интеллектом. Так сливаются две реальности, так замыкается круг. Отказавшийся от старого, ненужного более, тела дух требует новой религии. И она появляется, принимая, например, причудливые формы вудуистского культа. (Каждый, в конце концов, находит в Сети именно то, что ожидает встретить.) Таков оказывается “киберпространственный” выход из вялотекущего загнивания современной культуры. Выход на очередной вираж. Ибо зарождение новой религии означает - впереди еще один виток истории человечества.

Говорят, что “киберпанк” как жанр пришел к своему логическому концу. Что ж, функция выполнена - настало время освоения и осмысления. Кто-то из фантастов предсказал роботов, кто-то - полеты в космос. Гибсон (хоть и с некоторыми оговорками) предсказал Интернет. И этим - все сказано.

P. S. Конечно, во времена первых гибсоновских рассказов кое-какие военные разработки в области компьютерных коммуникаций уже велись. Но будущих масштабов происходящего никто и представить не мог. Сегодня на дворе - эпоха Интернета и клонирования. Киберпанк перешел в мэйнстрим и стал допропорядочным мещенином. А нам остается лишь грустно двигаться дальше…