... » Альманах ПГ » ИСТОРИИ » Исход

ИСХОД
Отрывок из рассказа

Ненавижу всех этих людей, все это поколение ебаное. Все, кто вырос в девяностые. Вонючие мудаки. Знаете, наши дела, и дело Феди тоже, их все вели какие-то двадцатипятилетние упыри, или даже младше. Меня допрашивали вообще люди 88 года рождения. Одетые по этой своей гадкой моде, в каких-то куртках мудацких, с прическами, как у голубых, они были неотличимы от всех тех людей, которых мы били все эти годы. И фразы, и язык тот же, шутки убогие, приколы из Интернета. Они острили и заигрывали с Катей, девушкой Феди, на допросах через день после его убийства. Блять, в печь этих скотов, в Освенцим, никого не жалко, все поколение, всех, кому от 20 до 25, можно и меня за компанию, ладно. Жадные, тупые, жестокие, беспомощные, циничные, трусливые – надеюсь, Третья Мировая война сотрет сучье племя с лица земли.

«С праздником, пидарас!» – кричит Коля и всей своей стокилограммовой массой наступает на лицо человеку в маске, лежащему на асфальте. Его товарищи, человек двадцать, бессмысленно мечутся и режут воздух ножами метрах в двадцати. Они хотели убить пару человек во время нашего концерта в лесу, но что-то пошло не так, и из рощи на них внезапно выбежала толпа с кусками деревьев, коряг, металлическим мусором. Они теперь сами оказались в роли жертв.
«Назад! Застрелю, мрази! Всех перестреляю!» – орет мусор из подоспевшего наряда и тычет в Колю дулом АКМ. Вместо того, чтобы подчиниться, Коля направляется прямо к нему и дает ему по ебалу, но как-то неуклюже, он очень пьян, и сам валится на руки подоспевших соратников, которые уносят его тело обратно в лес. Охуевшие менты объявляют какой-то экстремальный план подавления мятежей, приезжают сразу четыре автобуса ОМОНа, начинается зачистка лесополосы. Мы грузим звуковую аппаратуру в машину и начинаем отступать в Подмосковье звериными тропами.
Середина апреля, снег только сошел, грязь, слякоть, довольно прохладно. Мы сидим с музыкантами на пеньках и бревнах и слушаем вечернее пение птиц. Опускаются сумерки.
Нескольких людей тогда все-таки задержали, у одного паренька изъяли пакет с тридцатью нашими дисками. Концерт в лесу – это была презентация нашей демо-записи. Менты в отделении врубили один диск и пришли в ужас с первых секунд.
«Что это за хуйня!! За одно прослушивание этого говна надо сразу сажать или расстреливать!»
Лги, кради, убивай – злые правила одни для всех; менты и политики лгут не хуже тебя, мы или они – кто выживет в этой войне? Кто-то должен убить друг друга, кто-то должен стать хуже всех, кому-то придется умереть.
Лги, кради и убивай – лицемерь и притворяйся; обмани их всех! Ты не станешь хуже, чем ты есть. Воруй, выноси, обувай! Успеешь первым! Успеешь первым! Хуже, чем все они вместе – лги, кради и убивай.
Рождены в 80е, в нас убили детство – в разрушенной стране мы пытались быть людьми.
Я вспоминаю, как был не нужен, как мы росли в неполных семьях. Я вспоминаю те минуты, когда хотел уйти из жизни. Долгие зимы 90х – теперь все это в прошлом…
Но смерть приходит за нами из тех тягостных дней, боль и страдания оставляют свой след. Мир, где все умирают; город – убийца надежд…
Кто следующим из твоих близких не вернется домой?
То, что ты любишь, будет разрушено первым.
И всадник на бледном коне летит каждый день над Москвой, и слезы из мертвых глазниц катятся с неба дождем.
Тед Качинский – профессор математики, объявивший войну человечеству. В 1971 году он покинул цивилизацию и поселился в лесах штата Монтана в самодельной хижине, питаясь добытыми охотой кроликами, выращенными скудными овощами и собранными кореньями. Кроме того, в своем уединении, он собирал самодельные взрывные устройства, упаковывал их в посылки и отправлял по адресам виднейших лабораторий, научных центров, университетов. В результате его деятельности погибло 3 человека, 29 были ранены. ФБР искало его 18 лет и дало ему кличку Unabomber (от «UNiversities and Airlines BOMbings» — «УНиверситетов и Авиакомпаний БОМбардировки»). Тед хотел парализовать общество, целясь в его самые уязвимые узлы, системы коммуникации, транспорта и научные объекты. Общество объявило его техногенным кошмаром 20 века, сделало из него врага номер 1, монстра, способного уничтожить любого. 3 апреля 1996 года Тед был арестован, благодаря тому, что его опознал собственный брат. Сейчас он отбывает 4 пожизненных срока в федеральной тюрьме ADX Florens в Колорадо, принадлежащей к разряду supermax, это один из наиболее охраняемых объектов в США.
Тедом написано несколько статей, «Манифест Унабомбера» или «Индустриальное общество и его будущее», рассказы, из которых наиболее известным является «Корабль дураков».
Сейчас у Теда тысячи поклонников во всем мире, его называют одним из прародителей анархо-примитивизма. Не уверен, что это корректно, в своих работах он, скорее, использует правую, традиционалистскую платформу. Впрочем, возможно, на том уровне искренности, которого он достиг, это уже не важно. Интересно, что в тюрьме Тед вел себя крайне необщительно и за все время смог наладить доверительные отношения только с парой людей. Среди них был Тимоти Маквей, расовый террорист, подорвавший бизнес центр в Оклахома Сити в 1995 году, его содержали в ADX перед смертной казнью. Тогда погибли 168 человек, большая часть из них были белыми, никто не мог понять, зачем он это сделал. После ареста Тимоти объяснил, что в своих действиях и методах борьбы он ориентировался на книгу Уильяма Пирса «Дневник Тернера» – неонацистскую антиутопию, в которой отстаивается мысль о том, что достижение Белого Господства не может быть никак связано с изменением существующего режима или террором против отдельных людей, единственно верный путь – тотальное разрушение всей Западной Цивилизации, провокация Третьей Мировой войны и заключительная битва рас в условиях ядерной зимы. Только лишившись электричества, всех привычных удобств, опиума масс-медиа, арийский человек, сможет, наконец, внять зову нордических предков и победить в пламени нового Армагеддона. Качинский не был расистом, но с Тимоти они нашли общий язык.
Тед стоит над всем миром как Палладин новой эры, его защита – примитивизм, его оружие – террор. Он никому и ни во что не верит, всегда одинокий, самый слабый, лишенный всего, и, одновременно, всесильный.

Ted Kaczynski Евротур, часть 6. Прага.

…уже 2 часа ночи, мы, в коматозе, мчимся по скоростной трассе в сторону Чехии. Ночлег запланирован в Праге, в сквоте Милада, мы долго пытались прозвониться туда, в конце концов, какой-то чех сказал, что все ок, надо будет просто подъехать к нему и покричать как можно громче, чтобы обитатели нас пустили..
Около 4 ночи подъезжаем к Праге, дичайшая темень. Выясняется, что чешская подруга Клара, ехавшая с нами, не знает адреса, но может показать, как туда ехать... тут я немного вырубился, проснулся от интенсивной тряски и качки – мы были в аду! Вэн медленно ехал сквозь какие-то пустыри, леса, дачные участки, очень хуевые, как у нас в Подмосковье, дороги не было, но были огромные провалы и колдобины. Наш водитель, польский рокер Лукаш, приказал нам всем выйти и толкать вэн, иначе он не мог вылезти из этого говна. Опять провал в памяти, потом картина – мы все тормозим вэн, который медленно сползает куда-то в овраг... Внезапно тропа, по которой мы ехали, заканчивается на какой-то помойке, вниз – крутой овраг, вокруг – лес.
Что за хуйня? Где мы? Вдруг видим огонь – маленький костерок показался из-за кустов. Мы крадемся туда, рядом с костром стоит мужик в дрэдах, в лохмотьях, «Меня зовут Роберт, привет!».
Он ведет нас за кусты, в какие-то деревянные руины, очень впечатляющий Дом с привидениями, погребенный за горами отходов. Поднимаемся по деревянной лестнице, по ней струится вода, на полу мусор и кал собак, очень пахнет бензином. Проходим коридоры, заваленные строительными отходами, в конце – дверь, мы все наваливаемся на нее, чтобы проникнуть в комнату.
Адский холод... Кроме нар и печки в углу, в комнате находится еще гора хлама: сломанные велосипеды, обломки мебели, груды книг... К несчастью, присутствуют окна без стекол, затянуты клеенкой или заткнуты тряпьем. Роберту тоже было очень холодно, ожидая нас, вместо того чтобы растопить печь, он предпочел напиться. «Где дрова?» – я его спрашиваю. Он окидывает мутным взором комнату и говорит, что повсюду... «Обычно мы идем в соседние комнаты и отколупываем паркет – он отлично горит!». Мы так и сделали, нашли топор, пошли в другую комнату и нарубили там паркета. Теплее стало от работы, а не от растопленной печи... Мы повалились на нары, укутались каким-то тряпьем, которое нашли на полу, легли как можно интимнее. Внезапно прямо по нашим лицам непринужденно пробежала упитанная крыса. Мы, конечно, все прифигели, особенно дамы, но предпочли списать это происшествие на ночные кошмары... Вероятно, у зверушек проходила там трасса...
Утречко было атас... Как бывают такие романтические моменты, когда вы мечтаете, чтобы этот день никогда не кончался... Ну, так и бывают моменты, когда вы молите Бога, чтобы этот день не начинался... Мы опять простудились все, на заблеванной кухне как дикари мы накинулись на какие-то объедки, снова рубили паркет, чтобы почувствовать пальцы.
В Миладе не было воды. Правда, был артезианский источник на третьем этаже, из какой-то трубы или батареи беспрерывно хлещет вода и стекает через все здание вниз, медленно подтачивая фундамент... Туалет – на улице, местные обитатели даже решили не заморачиваться насчет пресловутой кабинки и просто испражняются в овраг или на стену Милады. Много лет назад Милада была очень развитым сквотом, в нем проводились концерты, жило полно народу, сейчас он в запустении, хотя на различных чешских и словацких сайтах везде висят баннера The Rebirth of Milada. Типа он возрождается. Возрождение началось с того, что в него переехал тот самый Роберт, сам он родом из Братиславы. За ним туда вселилась еще пара человек, я не совсем понял, откуда они, но судя по внешнему виду, с Югов: из Югославии, Греции, Болгарии или Таджикистана... Они не говорили по-английски… Мы собираем свои вещички и уебываем оттуда, в твердой решимости никогда больше тут не появляться, хотя другой вписки у нас пока нет.
Прогулялись по городу, пожрали в кабаке «У Швейка», получилось довольно дешево, чешские кроны котируются... они почти такие же нищие, как рубли...
Приехали к клубу. Он находится в подвале общежития в студенческом городке, вокруг студенты, студентки… Первыми играла команда Jonestown, их вокалист работает продавцом в панк магазине, парой часов раньше мы удачно увели у него пару винилов... Отличный красткор в духе той же Wolfbrigade... Все уже нормально подогрелись... Потом вышли мы, и почему-то всем очень понравились. Думаю, отчасти это было вызвано тем, что мы очень не хотели возвращаться в Миладу и отрывались как могли... Я орал «Хули вы смотрите, уебки! Говори по-русски – айн цвай драй!». Потом меня осенило, и я вообще после какой-то песни начал орать «Ежин с Бажин» – песню-шедевр юмора в ЧССР в 70х. Люди полегли рядами просто! После этого инцидента нас уже не переставая носили на руках (бетонный потолок был довольно низкий, и добрые руки нас поднимали и били о него снова и снова!), люди выхватывали у меня из рук микрофон и, в лучших традициях СНГ, просто орали туда благим матом...
Мы сыграли уже всю программу, следующей должна была играть отличная группа из Барселоны – Holocaust in your head, но чешские ублюдки все орали: «Пизда! Еще!», – и нам пришлось сыграть еще пару старых хитов... Когда и они уже иссякли, мы стали сваливать со сцены, а нас настойчиво не пускали и выталкивали обратно… За меня уцепилась какая-то девушка и не выпускала в зал… я ей говорю по-русски: «Давай, ты будешь плясать голой!» – и тут получаю такой удар в челюсть, что просто улетаю на несколько метров... и, вдогонку, крик: «Иди играй, а то еще получишь!» По-русски! Так мы познакомились с Лерой из Москвы, очень горячей блондинкой! Она была пьяна и поведала нам, что приехала сюда кутить неделю назад, и за все это время ни разу не потрахалась, о чем очень сожалеет. При этом она не уставала бить нас и кусать за соски наши обнаженные торсы! Она сама была почти голая и продолжала четко загружаться в баре и загружать нас. Это была победа русского духа!
Мы осознали наш шанс. Под предлогом секса с Лерой необходимо было вписаться к ней на хату ввосьмером. Зажечь эту горячую даму мы поручили Руслану, как единственному холостяку в группе, но он внезапно проявил какие-то ретроградные чувства и пошел на попятную. Мы потащили их в элитную гримерку, где продолжили спаивать обоих. В этот момент выяснилась подробность, что Лера приехала в Прагу не одна, а с мамой, с которой живет в одном номере... В свете новых обстоятельств, когда выебать предстояло еще и маму, отговорки Руслана стали уже вовсе неуместны. Нам очень не хотелось назад в Миладу...
Тем временем заиграли испанцы, и тут уж вся толпа, и мы вместе с ними, просто устроили хаос-беспредел, мясорубку и даже поднимали на руки увесистых музыкантов! Для большего веселья мы кинули в самую гущу пьяную Леру, попутно снимая с нее остатки одежды. Чехи поняли, что значит Русская победа! Мы подняли ее, и преподнесли на сцену, как заслуженную награду испанцам. Потом мы преподнесли им Руслана. Потом преподнесли меня и еще пару людей. Все эти дары оставались валяться на сцене, потому что не могли уже выбраться обратно в зал из-за неимоверной давки и бешенства.
В общем, пиздец, они тоже отыграли всю программу, а их все не выпускали. Они говорят, все, не будем больше играть, сколько не просите. Я вытащил к ним наше секретное оружие – белокурую Леру и дал ей указание предложить им отсосать, если они сыграют еще песенку. Она подошла к гитаристу, что-то ему сказала – тот без колебаний схватился за гитару и начал рубить рок! Дебош продолжился с новой силой!
Дальше я смутно помню... Мы снова братались с испанцами, все братались с нами, я раздавал фирменные диски и нехило наживался. Было уже далеко за полночь, и группы все отыграли, а народ и не думал расходиться, тут привыкли, видимо, гулять до полного поражения... В чаду мглы мы куда-то потеряли Леру и никак не могли ее найти. Испанцы не признавались… Это был провал, надо было срочно найти вписку, но.. Поганая Европа, там что, вообще не принято вписывать людей? И пусть их восемь, но зато какие! Наконец мы нашли какого-то алкаша, он, опять же, говорил по-русски и был готов к диалогу. Я оставил Руслана договариваться с ним, а когда вернулся – они уже пили спирт! Это снова было поражение, на этот раз я пошел прямо к организатору концерта – вокалисту группы Guided Cradle Этану и сказал, что не намерен больше терпеть отели с хвостатым персоналом и, если на следующее утро нас найдут в Миладе замерзшими и без лиц – это будет на его совести. Этан был уже очень пьян, но взялся за дело со всей ответственностью и с важным видом сделал пару звонков, после чего объявил, что слугам приказано предоставить нам в Миладе новые апартаменты и протопить их по-русски. Что ж, хоть так... Где-то к трем утра нам, наконец, удается выбраться из плена кабака, вытащить из него всех заморских обитателей, в ходе этого мы потеряли Клару, зато нашли за каким-то ящиками Леру. Мы очень обрадовались, но преждевременно, она была без сознания, и, как мы ее ни переворачивали и ни глумились над ее телом, признаков жизни так и не подавала. Пришлось расписать ее пентаграммами и свастиками и положить обратно...
Приезжаем обратно в вонючий гадюшник, нихуя там лучше нет комнат, чем та, в которой мы кутили до этого, пьяный Роберт валяется посреди кухни со сворой собак... Достаем всю еду, которая оставалась, давимся ей, я замечаю в углу кастрюлю, полную какого-то варева, и спрашиваю у Роберта: «Это по-вегану? Это сегодня приготовили?» Он кивает головой, да, по-вегану. Отдаю кастрюлю Руслану, он пытается ее подогреть на печке, все это в полной темноте – в дизель-генераторе, который стоял в подвале и вырабатывал немного электричества, кончилось топливо.
Садимся есть, Роберт садится с нами, чего-то рассказывает... И вдруг начинает орать: «Что вы делаете?? Почему вы едите это? Это еда для собак!» Мы в ахуе, Руслан побежал сразу блевать, а потом рыдать – еда была не по-вегану... Именно в этот момент, когда он нажрался собачьей еды в разрушенном здании с крысами где-то в аду, его дух был надломлен. С этого момента Руслан преобразился и двинулся решительными шагами в мрак запоя...

Я познал – ты должен все время лгать. В этом нет ничего предосудительного, на войне как на войне. Ты в тылу врага, глубоко законспирирован, фальшивая история, документы, прошлое – «легенда». Сатана пытается найти тебя, вычислить, нейтрализовать, но у тебя есть вся твоя проницательность и несколько десятков лет, чтобы успешно обманывать его до самого конца и выйти победителем. Нет никаких законов, правил, все заповеди давно устарели, теперь Лукавый использует их сам, чтобы держать тебя под контролем. Стоит тебе проколоться, выдать себя – ты пропал. Он даст тебе маленький бэджик на лоб и правую руку: «святой», «честный», «хороший малый», «свой парень», «лентяй», «дурак», «нищий», «долбоеб», – и все встанет на свои места, ты пойдешь прямо к нему на обед.
Твоя задача – обмануть его, перетасовать все карты, не давать ему опомниться, постоянно менять пароли и явки. Тогда, возможно, он ничего не поймет, запутается, не заметит главного, неправильно оформит твои бумаги – и ты свободен! А вот те ребята, которые говорят всегда правду и борются за вечные идеалы – в наше время они его самые верные слуги.

Сижу ночью в кафе, смотрю в окно. Сегодня Friday night, улицы заполнены народом, хотя уже далеко за полночь. Арабы, негры орут и смеются у входов в бары, в круглосуточное кафе, где я сижу, набилось человек сорок, все греются, болтают и пьют кофе. Через час я выйду отсюда, передо мной пять тысяч километров, пять ночевок в непредсказуемых местах, пять дней, наполненных непрестанным кутежом и около 20 евро на все. Пружина готова развернуться полностью, поехали.
Допиваю кофе, выхожу на улицу, иду через незнакомый город на автовокзал. Тысячи белых такси проносятся мимо, люди жмутся в круглосуточные закусочные, достаточно морозно. Сажусь в автобус, еду до порта, загружаюсь в огромный двенадцатипалубный корабль-казино. У меня самый дешевый билет – без места в каюте, я просто ложусь спать на одном из диванов в углу игорного зала. Просыпаюсь утром от сильного голода, 20 евро отложены на поезд, роюсь в карманах, нахожу 20 центов, иду в казино, нажимаю на кнопку в игральном автомате, и внезапно 20 центов превращаются в 5 евро. Завтрак. Переплываем море, выхожу в грузовом порту, часа три пытаюсь поймать машину, ничего не получается. В конце концов, меня замечает полиция и гонит в какие-то леса, заблудился между скал, вышел в какую-то деревню, там русские дети рассказывают мне, как добраться на перекладных автобусах, аллилуйя.
Денег хватает только на полдороги, выхожу, метет поземка, полное отсутствие средств. Вечереет. Иду в городскую библиотеку греться, там бесплатный Интернет и собрание Солженицына, проверяю почту – знакомый из Москвы пишет, что как раз заехал сюда сегодня навестить друзей и уезжает вечером. Мы встречаемся, идем на вокзал, крадем из магазинов еду и сувениры по дороге, садимся в проходящую электричку без билетов, притворяемся, будто сидим здесь с первой остановки, кондуктор проходит мимо, едем.
Мой иностранный знакомый приехал из Москвы на родину проведать родных и друзей. Он отмечает каждый городок, который мы проезжаем: «Здесь я сидел. И здесь сидел. А здесь тюрьма просто ужасная». Его срок заключения был разбит на несколько меньших в связи с тем, что он учился в Москве и вынужден был ездить туда во время сессий… «Каждый раз, когда я приезжаю домой, я впадаю в такую депрессию, беспрерывно думаю о суициде. В этой стране самый большой процент суицидов в Европе, не могу здесь больше двух недель. Тут очень плохо, бесконечная мгла, даже деревья ненастоящие. Вот эти деревья, у нас очень гордятся нашей зеленой страной. Посмотри, они одной высоты все, это насаждения, везде насаждения, смотреть на естественный лес мы ездим в Россию.
11 лет назад я приехал впервые в Москву, мы организовали под Ростовом большой эколагерь, против строительства терминала местного завода. Съехались люди со всей России, жили в палатках, бухали постоянно, песни пели. Потом приковали себя наручниками к большим бетонным блокам, поставили их на дороге, по которой каждое утро рабочие шли на стройку, так обычно делают протестующие в Европе. Рабочие утром все это увидели, отпиздили всех, кто там был, собрали палатки в кучу и подожгли. Я стою посреди всего этого пиздеца, все горит, люди валяются в пыли, думаю, все, конец. В Европе такое немыслимо. А на следующее утро русские еще выпили, настроили новых шалашей, купили водки, и лагерь продолжился, как ни в чем не бывало. Тут-то я и понял, что русские люди, конечно, более гламурные…»
Приезжаем, ночую у другого знакомого, проверяю почту – вчера в Питере мрази заложили на огромный концерт бомбу с гвоздями, она чудом не взорвалась. Там было больше 600 человек, сумка со взрывчаткой была в самой давке. Все эти девочки, мальчики… очень плохо.
Утром перед отъездом еще один рейд грабежей по магазинам, еда и модная одежда исчезают в моей сумке. В полдень сажусь на рейсовый автобус с челноками, повсюду пахнет копченой рыбой и моющими средствами. Через несколько часов пограничник ставит мне в паспорт штамп – я снова на Родине. Грязный снег, солдаты в ватниках, овчарки… Приезжаю в Питер, оставшихся денег хватает ровно на билет до Москвы. Вечер у подруги, ночной поезд, питаюсь исключительно ворованным. Днем уже в Москве, на перроне стоят менты и отправляют всю молодежь на обыск. Добро пожаловать. Провожу два часа в отделении, когда доходит очередь до меня, начинается обед, отпускают без досмотра. Я рад, в рюкзаке вместо таблеток они нашли бы пулеметную ленту, электрический самотык-вибратор и четыре килограмма виниловых пластинок с кишками на обложках.
Время потеряно, не успеваю заехать домой, сразу еду к клубу. Сегодня там презентация диска знакомой группы, все наши уже в зале. Начинается шоу, обезумевшие люди прыгают в толпу со второго этажа, ходят по головам, Вова сегодня выступает в спортивном костюме, толпа штурмует сцену, то и дело у него отбирают микрофон. «Мы будем разбивать лица ублюдков в щепки».
Меня заботят насущные проблемы, я уже разложил на столе только что вывезенные из-за границы пластинки, и через полчаса у меня уже достаточно денег, чтобы покрыть свои расходы на ближайшие дни. Отдаю все свои вещи друзьям на хранение, переодеваюсь в туалете, три человека, которые тоже едут сегодня со мной в Киев уже ждут меня на улице, поезд отходит через час. Ловим машину, закупаемся в ларьках, едем.
Утро встречаем уже на Украине. Настроение – отличное, слушаем в плеере песни Михаила Боярского, гуляем по Крещатику, едим в столовых за гроши. Ночуем у подруг в пригороде, утром приезжают все наши, дебош, алко-трэш, теперь Боярского знают наизусть уже все. Ближе к вечеру все уже на взводе, встречаемся с местными на окраинах, все в бреду, пьяны. «Вперед гусары – ебать и резать!» – орет человек в беспамятстве и, тут же, блюет себе на дорогую куртку за тысячу баксов. Все грузятся в автобусы, едем на запад. Около 5 часов утра, на рассвете, останавливаемся на границе области и идем через села и хутора на железнодорожную станцию. Прихватил морозец, отовсюду кричат петухи, мазаные хаты еще не проснулись. Садимся все на первую электричку, въезжаем на ней в город. День выдался солнечный, гулять по кривым мощеным улочкам – просто класс. Оккупируем небольшое кафе прямо в центре и ждем, когда за нами придут. К нам присоединяются пацаны из Минска, они здесь с самого утра и пока никаких движений в городе не заметили. Ожидание длится уже больше трех часов, решили сами выдвинуться к стадиону, им навстречу. Маршируем колоннами через проспекты и бульвары, песня мушкетеров разносится на весь город. Рядом со мной идет парень и воодушевленно бормочет, глядя на памятник Степану Бандере: «Потерпи, Русь-матушка, приехал биться за тебя Ванька калужский…»
Площадь перед государственным университетом, около четырех часов дня. Мы стоим плотным квадратом в шестьдесят человек – киевляне, минские, москвичи, – так, что флигель здания прикрывает нас сзади. Из парка напротив вываливается толпа местных идиотов, больше ста человек, они все идут к нам, приплясывая, и орут какие-то глупости. «Один за всех – и все за одного!» – кричим мы им, и первые ряды сходятся.
Дальше – кадры: разбитые лица, рваная одежда, куски асфальта, летящие мусорные урны, какое-то длинное хуйло из их рядов выбегает вперед, узнает меня и кричит от неожиданности: «Что ж вам все не сидится??». Потом – по сценарию: выстрелы в воздух, приезжают «космонавты», всех кладут на асфальт, потом лицом к стене, потом – в отделение. «Москаль?» – мент в приемке удивленно крутит в руках мой паспорт. Нас рассаживают по разным камерам, я попадаю в ту, где уже сидят один знакомый из Киева и один москвич. У москвича сильное сотрясение, он ебнулся рассудком, беспрерывно спрашивает нас: «Где я? А что, была драка? И я дрался? Да ладно! Вы меня наебывате!» – и так с интервалом в минуту, каждый раз одно и то же. Кратковременная потеря памяти. Через час он просто заебал нас.
Я стою перед железной дверью в вонючей камере в городе, где существует улица Джохара Дудаева, не спал больше пяти дней, не был дома больше двух месяцев, по коридору ходят украинские менты, а у параши окровавленный человек повторяет в тысячный раз: «Да ладно! Вы меня наебываете!»
Хорошо отдохнули. После смерти Феди, через день, мне внезапно позвонил Миша. Мы не общались несколько лет, он обиделся на нас тогда, сменил телефон и перестал появляться. Он сказал, что плакал сегодня, когда смотрел старые фотографии. «Как же все-таки это получилось… Мы же могли остановиться еще три года назад, могли остановиться в любой момент. Мы тогда собрались и долго спорили, что делать дальше, когда стало понятно, что все это – билет в один конец и возврата не будет. Мы с Колей были за то, чтобы сменить профиль, а Федя настаивал против, говорил, что нельзя это так оставлять. А что было бы, если бы мы тогда бросили? Федя был бы жив, все эти ребята были бы живы, все было бы иначе. Я все время думаю об этом».
«Да, все это очень стремно. Я каждый раз чувствую вину, когда очередной парень в Москве или где-то еще умирает. Это все очень плохо. Но, Миш, я не знаю. Я не знаю, когда надо было остановиться. И Федя не знал. Когда уже спасовать, как в покере, когда сбросить карты. В какой момент? После какого убийства? Я не знаю».

Петр Силаев